Легко ли стать переводчиком?

Наталья Мавлевич

Бытует мнение, что переводить может всякий, кто неплохо знает иностранный язык. В самом деле разве любой из нас еще в школе не делал письменных переводов текста? И все было понятно... Бесспорно, изготовление подстрочника требует только знания языка. Но будет ли это переводом? Критерий оценки художественного перевода — его адекватность оригиналу, иначе говоря, перевод должен вызывать у читателя весь тот комплекс эмоций, который возникает при чтении оригинала. Перевод может быть гладок, может легко читаться, но это еще не означает, что он хорош.

Художественный перевод требует сочетания двух, казалось бы, противоположных качеств: точности, т.е. близости к тексту, и одновременно свободы, т.е. удаленности от него. Причем качества эти должны уравновешивать друг друга, перекос в любую сторону оборачивается фальшью, ошибкой. Буквализм ведет к тому, что в переводе появляется сделанность, искусственность. «Он положил голову на свою согнутую в локте левую руку», — напишет переводчик, вместо того чтобы просто сказать: «Он подпер голову рукой». Или: «...он шел, выставив перед собой свой большой живот», вместо: «шел, выпятив брюхо». Текст делается шершавым, вымученным.

Перекос же в другую сторону менее заметен для невооруженного оригиналом глаза, но он не просто портит, а искажает текст. Склонный к излишней вольности переводчик может заставить парижанина изъясняться на одесском жаргоне. Он доскажет то, о чем автор умалчивает, и умолчит о том, что тот подчеркивает.

Перевод — это, безусловно, творчество, но в то же время это игра по определенным правилам, знание которых в сочетании с интуицией и дает оптимальную пропорцию свободы и точности.

Переводчик должен найти сначала точный смысл, а затем точное слово, передающее этот смысл, а это вещи принципиально разные. За исключением абсолютных билингвов, которых не так много и из которых почему-то редко получаются хорошие переводчики, никто не может похвастаться одинаковым знанием хотя бы двух языков. Можно сколь угодно бегло изъясняться на чужом языке, легко читать на нем, но он останется чужим. Дело здесь в том, что родной и иностранный языки постигаются по-разному. Родным языком мы владеем, еще не подозревая о том, что такое падеж, суффикс, наклонение. Мы впитываем его, наш мозг синтезирует его из окружающей нас языковой, культурной среды, и лишь потом мы начинаем анализировать, осмысливать известное из опыта, причем одни ограничиваются принудительным школьным анализом, другие входят во вкус и достигают высот лингвистики.

Иностранный же язык начинается с анализа. «Существительные, о которых можно сказать: «он», «мой», — мужского рода», — учат нас на уроках русского языка. «К существительным мужского рода применяются формы: «mon», «ton», «son», — учат на уроках французского.

Поиск точного значения — это анализ, в этом поиске не обойтись без словарей. И, кстати, умение работать со всевозможными словарями (двуязычными, энциклопедическими, толковыми, фразеологическими, синонимов, эпитетов и др.) — первое, чему надо бы обучать будущего переводчика. Как ни странно, чем лучше знаешь язык, тем чаще заглядываешь в словарь. Человек, не слишком обремененный знаниями, как правило, самоуверен, он не подозревает о бесконечных глубинах слова, он не испытывает сомнений и потому не ищет их разрешения.

«Отец капитана Гранта был министром при Сент-Катрин Шурш»,— утверждал ничтоже сумняшеся автор перевода, опубликованного в пятнадцатитомном собрании сочинений Жюля Верна. Значит, капитан Грант — сын министра? А что такое или кто такой Сент-Катрин Шурш? Государство? правительство? монарх? Все гораздо проще. Одно из значенй слова «ministre» — «священник». А Sainte Catherine church — это по-английски «храм Святой Екатерины». Нелепо и смешно. Однако такие казусы, такие грубые фактические ошибки легко исправимы. Куда сложнее разобраться в оттенках значения самого употребительного глагола, вроде «идти», «класть» или «давать».

Но предположим, точное значение каждого слова и всей фразы найдено. Теперь нужно переключиться на другую работу: искать лексические, стилистические, ритмические соответствия в родном языке. Здесь словари могут помочь проверить догадку, натолкнуть на верное слово, и все же главный словарь должен быть не на полке, а в голове. Вот потому-то, на мой взгляд, для переводчика важнее досконально знать родной язык, чем язык оригинала. Точнее говоря, недостаточное чувство, знание родного языка невосполнимо, тогда как разобраться в иностранном языке все-таки всегда можно.

Кто из профессиональных переводчиков не знает, что труднее всего дается естественность. Порой приходится долго биться, чтобы написать что-нибудь вроде: «Не хотите ли чашечку кофе?» или «Заходите вечером посидеть часок-другой».

В невозможности перевода на неродной язык легко убедиться, посмотрев, например, детские книжки, изданные на русском языке за границей и переведенные иностранными переводчиками. Все как будто правильно, но что-то не так.

Но и отличного знания двух языков для переводчика еще мало. Ибо он должен знать их в сравнении. Разные языки — это разные системы словесного выражения, разные системы мышления, и далеко не всякому явлению одного языка можно найти аналогию в другом. А если можно, то часто особыми, не лежащими на поверхности средствами.

Те, кому в свое время посчастливилось участвовать в семинаре по сравнительной грамматике русского и французского языков, который вела на филологическом факультете МГУ ныне покойная Эда Ароновна Халифман, помнят два любимых примера, приводимых ею на первом занятии, чтобы проверить языковое чутье студентов и продемонстрировать необходимость своего предмета. В чем разница между французскими фразами : «Une servant a ouvert la port» и «La servante a ouvert la porte»? Как передать эту разницу на русском языке, где нет артиклей? А вот как: «Дверь открыла служанка» и «Служанка открыла дверь». Роль артиклей выполнил порядок слов. Второй пример: француз скажет: «Il a sorti sa bourse de sa poche», и это нормально, сказать же по-русски «он достал свой кошелек из своего кармана» — значит дать понять, что порой человеку, о котором идет речь, случается доставать и чужие кошельки из чужих карманов!

К слову сказать, если сравнить учебники французского языка, составленные у нас и во Франции, то станет ясно, что те, для кого родным является русский язык, строят простейшие фразы по аналогии с ним. «Il a pris sa tasse et son assiette», — напишет француз . «Il a prit une tasse et une assiette» , — читаем в нашем школьном учебнике французского . Ошибки нет, но есть неловкость. И это лишь самые примитивные примеры несовпадения стилистических и грамматических структур языков.

Язык связан с культурными традициями, так что в понятие владения языком входит и знание истории, цивилизации, искусства народа, говорящего на нем. Наконец, перевод предлагает известную степень эрудиции, литературного вкуса, умственной и эмоциональной зрелости. Стихи семилетнего ребенка или подростка соответствуют его восприятию мира, и они тем лучше, чем естественнее. Но как оценить перевод Бодлера или Верлена (он особенно привлекает юных переводчиков своей прозрачностью, мелодичностью, кажущейся легкостью), сделанный тем же подростком? Он должен выразить не себя, а другого. Проникнуть во внутренний мир поэта, не уступить ему в мастерстве.

Так можно ли и нужно ли учить художественному переводу? Конечно! Но начинать это обучение имеет смысл только исходя из определенного и достаточно высокого знания иностранного языка, продолжать его — лишь при наличии изрядного трудолюбия и одаренности, и при этом иметь в виду, что результаты усилий начинающих переводчиков достаточно долго будут иметь лишь относительную ценность. Перевод не может быть самодеятельным, он должен существовать только на профессиональном уровне, ведь для читателей важен не переводчик, а автор.

Наивно полагать, что есть книги легкие для перевода. Даже книжки для самых маленьких (и особенно они!) написаны полноправным языком, неадаптированным и необлегченным.

Перевод сказочки-шутки Анри Дельпе выполнен тринадцатилетней Марией Блинкиной, у которой есть и весьма неплохое знание языка, и творческий талант, и добросовестность, поэтому ее работа — практически предел того, что возможно достигнуть на первой ступени долгого и нелегкого ученичества.

По существу, сказку Дельпе пришлось, скорее, пересказать, а местами вообще придумать заново, а не перевести, потому что она вся построена на игре слов, на созвучиях. Рассказ внучки должен быть, хотя и нелепым, но связным и, главное, не должно быть натяжек. Приводимый ниже текст — вторая редакция перевода. От первой она выгодно отличается прежде всего большей естественностью, которая появилась, как только переводчик задался вопросом: на кого рассчитан текст? В маленьком вступлении оборот «не спешите делать выводы» заменился на «не думайте», «совершенно бессмысленные истории» превратились в «полные нелепицы без начала и конца». Поначалу многие созвучия, что называется, не играли, существовали только на бумаге, для глаза, и не воспринимались ухом. «Коко случайно свалил СУК, РОБко пролаял...» — никакого «укропа» не слышно в этой фразе. В окончательном варианте стоит «Услышав у двеРИ ДИСКАнт Коко...» На этот раз «редиска» слышится совершенно явственно. И если кое-где, как, например, в только что приведенной фразе, или в другом случае, когда «собачка гуляет с наперсником», слова подобраны не наилучшим образом, то сам принцип выдержан по всему тексту безукоризненно. Вообще же, нужно было проявить немалую изобретательность, чтобы справиться с головоломкой, заданной Анри Дельпе. В целом эта весьма непростал задача решена М. Блинкиной вполне успешно.

Тем, кто хотел бы заняться художественным переводом или по крайней мере получить представление о том, что это за труд, можно порекомендовать несколько книг, написанных легко, умно и убедительно:

• Чуковский Корней . Высокое искусство. М., 1988
• Галь Нора . Слово живое и мертвое. М., 1979
• Флорин Сидер . Муки переводческие. М., 1985

 

Смотрите также: перевод слов, бюро переводов г Москва, бюро переводов английский, бюро переводов немецкий, бюро переводов французский, бюро переводов итальянский, бюро переводов испанский, бюро технического перевода